Кишинэу 2018 | Гагаузия 2016 | Президентские 2016 | Выборы 2015 | Башкан 2015 | Гагаузия 2012 | partide.md
Последствия введения 3 марта украинскими властями новых таможенных правил — явление абсолютно новое, которое заслуживает должного внимания. О возможном введении новых правил было известно давно. В принципе, Украина согласилась пропускать грузы в/из Приднестровья на основании таможенных документов, оформленных в соответствии с законодательством Республики Молдова, еще в мае 2003 года. Впоследствии введение новых правил трижды откладывалось — в последний раз 25 января 2006 года.
Приднестровские власти прекрасно отдавали себе отчет в высокой вероятности введения новых таможенных правил. Однако, подготовка к новому таможенному режиму в принципе свелась к обмену опытом и совершенствованию пропагандистского искусства в рамках «международной конференции» на тему «Международное право и реалии современного мира. Приднестровская Молдавская Республика как состоявшееся государство». Резолюция конференции, в котором участвовали приднестровские официальные лица, призвала к «международному юридическому признанию Приднестровской Молдавской Республики в качестве суверенного государства — субъекта международного права позволит урегулировать политическую ситуацию в этом регионе Восточной Европы, окончательно ликвидировать затяжной молдо-приднестровский конфликт, а главное — открыть приднестровскому народу путь к свободному и уверенному будущему».
В этих обстоятельствах следовало ожидать, что приднестровские и российские власти развернут пропагандистскую кампанию, настаивая на том, что введение новых таможенных правил означает «экономическую блокаду состоявшегося приднестровского государства». Пропагандистскую волну пришлось сдерживать заявлениями молдавской и украинской властей, которым пришлось разъяснять общеизвестные истины: новые таможенные правила призваны обеспечить легальные рамки внешнеторговой деятельности приднестровских хозяйствующих субъектов, которым надлежит оформить регистрацию в соответствующих структурах Республики Молдова в упрощенном — либо временном, либо постоянном — режиме, для получения сертификатов происхождения товаров и международно признанных таможенных документов. Легализация внешнеторговой деятельности Приднестровья будет проводиться одновременно с решением конфликта как такового. Именно это расценивается приднестровской администрацией и Российской Федерацией как внедрение «экономической блокады с целью оказать давление на переговорный процесс». Главным аргументом является право Приднестровья «самостоятельно устанавливать и поддерживать международные контакты в экономической, научно-технической и культурной областях«, оговоренное в параграфе 3 »Меморандума Примакова» от 8 мая 1997 года.
В итоге, помимо развернутой кампании по обвинению Молдовы и Украины в введении «экономической блокады», приднестровские власти: a) заявили, что Украина не может быть и в дальнейшем посредником и гарантом на переговорах по приднестровскому урегулированию и что эта роль принадлежит только России; b) пригрозили выходом из переговоров; c) заблокировали железнодорожный и автомобильный транспорт, который пересекает регион транзитом; d) запретили хозяйствующим субъектам Приднестровья, которые осуществляют импортно-экспортные операции, регистрироваться в Республике Молдова; e) запретили внешнее финансирование общественных организаций, расцененных как «пятая колонна» (разумеется, за исключением корпорации «Прорыв», основанной и вероятно финансируемой при поддержке высокопоставленных представителей Кремлевской администрации); f) развернули по совету депутата Государственной Думы, Дмитрия Рогозина[1], согласованные акции протеста: «чтобы идея независимости Приднестровья получила широкую международную поддержку, сами приднестровцы прежде всего должны продемонстрировать миру то, что вокруг этой идеи в приднестровском обществе существует консенсус, что приднестровцы твердо стоят на этой позиции и готовы конкретными действиями добиваться реального суверенитета»[2]; e) создали «анти-блокадный комитет», призванный «мобилизовать ресурсы» и оценивать последствия приближающейся «гуманитарной катастрофы» с целью попросить и получить обещанную Российской Федерацией помощь; f) пригрозили пожаловаться на Республику Молдова и Украину в международные органы правосудия, Всемирную Торговую Организацию (ВТО) и т.д. и т.п.
На фоне этих событий складывается довольно серьезная и опасная ситуация, ибо все эти действия приднестровских властей указывают на то, что население Приднестровья оказалось в заложниках амбиций сепаратистских лидеров. Крайне важно, что в этих обстоятельствах Республика Молдова не находится в изоляции, как было в начале 90-х годов, когда приднестровский конфликт вспыхнул. Сегодня ЕС и США устами высокопоставленных чиновников приветствовали меры, принятые Молдовой и Украиной для легализации внешнеторговой деятельности Приднестровья. На Постоянном Совете ОБСЕ в первых числах февраля было подчеркнуто, что право Приднестровья на самостоятельную внешнеторговую деятельность не является абсолютным, его следует осуществлять в соответствии с общепринятыми международными нормами, что можно сделать следуя новым процедурам регистрации хозяйствующих субъектов и оформления таможенной документации. Введенные приднестровскими властями ограничения расценены как «самоблокада», «самоизоляция» с целью усилить пропагандистский эффект кампании по осуждению действий Молдовы и Украины, которые могли бы привести к «гуманитарной катастрофе».
Ссылки приднестровских лидеров и российских властей на нарушения со стороны Республики Молдова и Украины «меморандума Примакова» от 8 мая 1997 года могут оказаться полезными для Республики Молдова, так как дают Кишиневу возможность доказать, что этот меморандум всегда преследовал одну единственную цель — обеспечить интересы Приднестровья и Российской Федерации, несмотря на то, что в преамбуле документа отмечается, что его целью является «скорейшее» разрешение конфликта. Приднестровские и российские власти настаивают на том, что статус этого меморандума равнозначен статусу чуть ли не международного договора.
Во-первых, прошло девять лет с подписания меморандума, и этот факт красноречивое свидетельство бесполезности меморандума как механизма «скорейшего» урегулирования конфликта, который тем временем стал «замороженным». Разумеется, документ, призванный способствовать «скорейшему» урегулированию конфликта, неприменим к «замороженным конфликтам». Подписали этот меморандум Республика Молдова — как субъект международного права, и Приднестровье — как отколовшаяся сторона, готовая создать общее государство с Республикой Молдова в ее границах по состоянию на 1 января 1991 года. Россия и Украина подписали меморандум в качестве посредников и гарантов приднестровского урегулирования, ОБСЕ — в качестве посредника. Семь лет спустя после подписания меморандума, вердиктом Европейского Суда по Правам Человека (ЕСПЧ) в «деле Илашку» было установлено, что одному из посредников и гарантов этот статус совершенно не подходит. В соответствии с выводами ЕСПЧ, Россия несет ответственность за положение дел в Приднестровье, поскольку она вооружила, поддержала — с военной точки зрения, политически, экономически и финансово — сепаратистский режим, возглавляемый ее, России, гражданами. В соответствии с вердиктом Суда, исходя из того, что 21 июля 1992 года Россия подписала с Республикой Молдова Соглашение о принципах мирного урегулирования военного конфликта в восточных районах Республики Молдова, ее, Россию, можно считать скорее одной из сторон конфликта, а никак не посредником и гарантом. Если же Россия гарант, то гарантирует она собственные интересы — момент, подтвержденный в заявлении Государственной Думы от 10 марта 2006 года, в котором отмечается, что решение Молдовы и Украины ввести новые таможенные правила на своей границе «противоречит интересам России».
Во-вторых, если приднестровские лидеры и их сторонники в России считают, что меморандум Примакова имеет статус действующего международного соглашения, то они должны исходить из того, что положения подобного рода документов выполняются честно и добросовестно[3]. Тот факт, что в 2000-м году Смирнов инициировал изменение Конституции Приднестровья для того, чтобы обеспечить себе третий мандат президента непризнанной республики — сославшись на обещание приднестровцам «не уходить с поста» до тех пор, пока не сдержит данное слово добиться независимости Приднестровья — свидетельствует о том, что, подписывая меморандум, Смирнов думал о чем угодно, только не о честном и добросовестном исполнении его положений.
В этот же контекст вписываются: a) вызывающее празднование каждый год «дня независимости» с участием российских официальных лиц, которые подбадривают их обещаниями признать независимость Приднестровья; b) участие в форумах «сепаратистского интернационала» (Приднестровье, Абхазия, Южная Осетия, Нагорный Карабах) в столице России, где согласовываются стратегии противодействия конституционным властям; c) «создание», при поддержке высокопоставленных чиновников кремлевской администрации, «гражданского общества», призванного стать «штурмовым отрядом» по отрыву сепаратистских анклавов, каковым является международная корпорация «Прорыв» с филиалами в Приднестровье, Крыму, Абхазии и Южной Осетии, финансируемыми, естественно, за счет средств учредителей и которые в настоящий момент продвигают идею Президента России о признании независимости сепаратистских анклавов в случае международного признания края Косово. Все эти моменты вместе взятые убедительно показывают, какова цена «международному документу» под названием «меморандум Примакова» и уровень добросовестности намерений в соблюдении положений документа со стороны двух его подписантов.
В третьих, этот меморандум предусматривал «придание первостепенного значения реализации основных прав и свобод человека, независимо от национальной принадлежности, вероисповедания, политических убеждений, места жительства и иных различий». После кризиса «молдавских школ» в Приднестровье; ограничения доступа молдавских крестьян левобережных сел, находящихся под юрисдикцией Кишинева, к своим земельным наделам; блокирования перехода граждан по мосту плотины Дубоссарской ГЭС; взимания «иммиграционных сборов» с молдавских граждан, въезжающих на территорию, контролируемую сепаратистским режимом и многие другие подобные меры — о каком соблюдении прав человека со стороны сепаратистского режима может идти речь? Эти грубые нарушения зафиксированы в отчетах и документах ОБСЕ, региональных докладах Госдепартамента США о правах человека. В этих условиях, призыв соблюдать положения меморандума Примакова и ультимативные требования Тирасполя о предоставлении ему права оформлять таможенные документы от имени Республики Молдова, просто поразителен.
В четвертых, предоставляемое право Приднестровья на самостоятельную внешнеэкономическую деятельность, закрепленное в третьем параграфе пресловутого меморандума, совсем не означает обязательство Молдовы передачи Приднестровью права осуществлять таможенные операции от своего имени. Передача дополнительных таких прав предусматривается с «согласия сторон», а значит — и Кишинева. К тому же, меморандум предусматривал «приверженность… договоренностям, ранее достигнутым между Республикой Молдова и Приднестровьем», а значит и тех достигнутых протокольным соглашением от 7 февраля 1996, которое предусматривало и необходимость: «убрать таможенные посты Приднестровья при въезде в Приднестровский регион со стороны Республики Молдова, оставив за Приднестровской стороной право нетаможенного контроля вывоза грузов из Приднестровья; на границе с Украиной создать совместные таможенные посты на основе межправительственного соглашения, оснастив их современными средствами». Эти обязательства приднестровская сторона впоследствии отказалась выполнить, хотя получила от Молдовы «таможенные печати и штампы для обработки таможенный документов таможенными органами Приднестровья»[4]. К тому же, после подписания меморандума 8 мая 1997, президенты Российской Федерации и Украины выступили с совместным заявлением, в котором утверждается что «положения меморандума не могут противоречить общепринятым нормам международного права, а также не будут трактоваться и применяться в противоречии с существующими международными договорами, решениями ОБСЕ, совместным заявлением от 19 января 1996 года Президентов Российской Федерации, Украины и Республики Молдова, признающими суверенитет и территориальную целостность Республики Молдова»[5].
Из вышеизложенного становится понятно, почему у Кишинева не может быть никакого интереса гарантировать право Приднестровья на внешнеэкономическую деятельность, делегируя ему свои полномочия по таможенному обеспечению импортно-экспортных операций в условиях, когда лидеры сепаратизма постоянно нарушают положения меморандума, действуют вызывающе и «злонамеренно». Более того, показателен следующий пример связанный с процессом незаконной приватизации в Приднестровье, который местный министр экономики Елена Черненко прокомментировала в том смысле, что приватизацию следует провести быстро с участием российского капитала, чтобы «не оставить ничего молдаванам».
В пятых, следует признать, что действия меморандума Примакова неприменимы с 2003 года, после конфуза с подписанием меморандума Козака. Это потому, что хотя текст меморандума Козака не предусматривает ни под каким видом размещение новых контингентов российских миротворцев — момент, подтвержденный и одним из авторов текста Дмитрий Козак, который 17 ноября 2003 года заявлял, что «Россия не ставит в настоящее время вопрос о военных гарантиях мирного урегулирования в Приднестровье». Всего лишь четыре дня спустя, 21 ноября 2003 года, российский министр обороны Сергей Иванов, цитируемый агентством ИТАР-ТАСС, заявлял совершенно противоположное: «Сергей Иванов поручил Генштабу РФ разработать предложения по формированию стабилизационных миротворческих сил РФ, которые будут размещены в Молдавии с согласия Кишинева, сообщает ИТАР-ТАСС. Министр обороны РФ сообщил, что численность миротворческого контингента не должна выходить за фланговые ограничения, принятые в рамках Договора об обычных вооруженных силах в Европе, то есть их численность не будет превышать 2 тысяч человек. Они будут размещены на территории будущей Молдавской Федерации на переходный период до полной демилитаризации государства, но не позднее 2020 года. Миротворческие силы будут дислоцированы без тяжелой военной техники и вооружений, отметил Сергей Иванов. «Сейчас наши военнослужащие делают одно — охраняют склады. В дальнейшем их задача изменится — они будут контролировать процесс демилитаризации. На их вооружении будет легкое оружие и вертолеты»».
Таким образом, развитие положений меморандума Примакова в меморандуме Козака готовило полную зависимость Республики Молдова от воли Приднестровья, которому признавалось государственность со всеми его институтами и атрибутами на данный момент, а также абсолютное право вето на любое решение формирующейся пресловутой федерации. При этом, предполагаемая полностью демилитаризированная федерация должна была строиться при исключительном военном присутствии России в Республике Молдова. Несомненно, это было неприемлемо, что и обусловило отклонение меморандумов.
Угрозы сепаратистских лидеров покинуть процесс переговоров, обратиться в международный суд и пожаловаться во Всемирную Торговую Организацию могут заслуживать максимально широкого освещения и даже поощрения, как заслуживают поощрения угрозы приднестровского лидера о выходе из переговорного процесса.
Во-первых, выход Приднестровья из переговорного процесса окончательно подтвердил бы несостоятельность меморандума Примакова и вернул бы ситуацию на состояние до 1992 года, когда существовал четырехсторонний формат — с тем отличием, что Румынию сменят США и ЕС.
Во-вторых, если приднестровские лидеры решат пойти по пути обращения в международные судебные инстанции, их право на такого рода обращения может найти подтверждение, но им обязательно напомнят, что у них есть и обязательства, например, не чинить препятствия России повлиять на них с целью освобождения из тюрьмы двух членов «группы Илашку», в соответствии с решением ЕСПЧ.
В-третьих, жалоба в ВТО будет кстати для приднестровских лидеров и внесет для них ясность в вопросе о том, какие образования призваны обеспечить выполнение правил международной торговли и кто являются субъектами арбитражных споров в рамках этой организации.
В-четвертых, обращение к поддержке и экономической помощи России, «единственного посредника и гаранта», и ответные реакции с ее стороны высветят всю несостоятельность аргументов России в том, что она не располагает рычагами убеждения тираспольского режима о необходимости обязательного выполнения решения ЕСПЧ об освобождении из заключения членов «группы Илашку», а также и том что не может преодолеть препятствия, чинимые приднестровскими властями в процессе вывода российских войск и вооружения из региона. Обратившись за поддержкой России и получив ее, сепаратистские лидеры поставят Россию в неловкое и унизительное положение — Москве придется объяснять, почему помогает режиму, который мешает ей выполнить свои международные обязательства, вытекающие из судебного решения и международного договора, а не из какого-то меморандума, не имеющего никакого значения.
Наконец, угрожая санкциями, которые могла бы ввести Россия против Молдовы и Украины во имя спасения тираспольского режима от «экономической блокады», сепаратистским лидерам следовало бы понять, что это влечет крайне невыгодные сравнения для России, которая, с одной стороны, в 1995 военными методами попыталась подавить чеченский сепаратизм, вызвав ответную террористическую реакцию, а с другой стороны — поддерживает «сепаратистский интернационал», который провозглашает себя про российской ориентации.
Конечно же, Россия может наказать Республику Молдова за проявленную принципиальность в защиту своих интересов, направленных на обеспечение территориальной целостности. Фактически, Россия уже это сделало. Три резолюции Государственной Думы, принятые в феврале 2005 года и которые рекомендовали российскому правительству ввести экономические санкции против Республики Молдова и повысить цены на природный газ, частично выполнены.
Однако, заявление Государственной Думы России от 10 марта 2006 года о «блокаде» Приднестровья было довольно «бледным», что свидетельствует о реализме российского политического класса. Угрозы отдельных российских политиков возможным признанием Приднестровья — блеф, и ничего более.
Само собой разумеется, угроза «универсального применения» прецедента Косово к Приднестровью и другим анклавам «сепаратистского интернационала» не состоятельна. Минувшим летом Президенты России и Китая подписали совместное заявление, осуждающее сепаратизм, поэтому маловероятно применение «универсальных принципов», которые окажутся совсем «неуниверсальными», если не отнесутся и к Тайваню. Сомневаться не приходится, «стратегическому Поднебесному партнеру России» совсем не понравится игра в «универсальные принципы», даже если Россия обещает применять их дифференцированно.
Вероятность применения возможного прецедента Косово к Приднестровью и другим анклавам «сепаратистского интернационала» снижается по мере приближения председательства России в Комитете министров Совета Европы и во время исполнения ею мандата председателя в «восьмерке».
Но поддержка впоследствии со стороны России сепаратистских режимов, более чем вероятна — при благоприятных обстоятельствах, разумеется, если они доживут до тех пор. Негативная сторона состоит в том, что после недавнего провала попыток «укрощения» ХАМАСа и Ирана, складывается впечатление что у России не осталось более достойного объекта, чем Молдова, по отношению к которому она могла бы проявить себя в роли «международного субъекта первого ранга».
Украина никогда не числилась среди надежных партнеров Республики Молдова. Введенные Киевом новые таможенные правила являются выражением выгодного компромисса, который состоит в достижении равновесия между проблемами безопасности, которые представляют повышенный интерес для ЕС и США, и интересами Украины, которая стремится развивать с ними экономические отношения. «Бонусы», полученные недавно Киевом от США и ЕС, которые: признали Украину страной с рыночной экономикой; сняли замечания по поводу ее вступления в ВТО; исключили из списка стран, к которым применяются поправка Джексона-Вэника, — имеют определяющее значение. На этом фоне возможные негативные последствия, связанные с введением так называемой «блокады Приднестровья», представляются минорными.
Более того: установление законности в приднестровском регионе Республики Молдова благоприятно для Украины, которая сама сталкивается с сепаратистскими тенденциями, например, в Крыму. Лидеры крымского сепаратистского движения «Прорыв» входят в ту же «международную корпорацию», созданную и открыто поддерживаемую высокопоставленными лицами администрации Президента России, и эти лидеры вызывающе заявляли несколько месяцев назад, во время «войны маяков», что моделью подражания для них является Приднестровье.
Вышеперечисленные факторы наводят на мысль, что последние события в Приднестровье возымеют для Украины, скорее, положительные, нежели отрицательные последствия. Тем не менее, западные авансы делаются Украине как государственному образованию, а потери от введения новых таможенных процедур ощущают определенные коррумпированные чиновники, мафиозные кланы, для которых «своя рубашка ближе к телу». Учитывая, что последние всегда подвержены шантажу и не гнушаются шантажировать, можно не сомневаться, что их реакция может иметь крайне отрицательные последствия. Правда, могут пострадать и многие простые граждане, несмотря на то, что новый таможенный режим не должен, в принципе, сказаться на торговых обменах приднестровского региона с соседними украинскими областями, если бы не самоизоляция.
Кампания по выборам Верховной Рады — уязвимый фактор для украинских властей. Накануне выборов «доброжелатели» активизировались: они уже выступили с различными рода инсинуациями о наличии на территории Украины тюрем ЦРУ; угрожают прекращением подачи электроэнергии в Одесскую область, которую обеспечивает электроэнергией Кучурганская ЭС; преподносят новые таможенные правила как «меру, направленную против украинских соотечественников в Приднестровье» и т.д. Разумеется, такого рода провокации, а также другие, еще более опасные, будут развиваться по нарастающей до 26 марта, когда состоятся выборы.